Экономическая наука до Смита - почему прозвучал колокол по меркантилизму

Четверть века назад издание «Дело» напечатало на русском языке шедевр экономиста Марка Блауга - 4-е издание книги «Экономическая мысль в ретроспективе». За 25 лет утекло много воды. Последовав примеру Блауга, который серьёзно переписывал книгу каждые 10 лет, мы будем её редактировать под потребности нашего времени. Сегодня мы закончим рассказ о меркантилистах.

Напомним, что в конце прошлой недели SULARU написало две статьи на основе труда Марка Блауга: «Экономическая мысль в ретроспективе»:
Часть 1. Критика меркантилизма: Экономическая наука до Адама Смита,
Часть 2. Защита меркантилизма: Экономика до Смита.

Пришло время «подбить бабки» перед переходом к идеям классической экономической теории (так принято называть устаревшую к настоящему времени экономическую школу конца XVIII и большую часть XIX века). Резюме требуется, чтобы обобщить картину экономической мысли перед переходом к следующему этапу её развития.

Итак, исследователи меркантилизма, прежде всего английского, со времен Дэвида Юма (1711-1776) ломали голову над логической противоречивостью этой системы, например Томас Ман (1571-1641) мог для начала писать:
- «все согласны с тем, что обилие денег в империи приводит к удорожанию отечественных товаров (к инфляции)»,
- «как только обилие денег приводит к удорожанию товаров, тогда уменьшается использование и потребление последних (падает спрос)».

При этом он без колебаний отстаивал неограниченное накопление денег (напомним, деньги у меркантилистов - золото, серебро и сокровища). Невольно кажется, что Ман в силу слабой образованности - объективного факта биографии - не уяснил суть количественной теории денег Жана Бодена (1529-1596), который описал её в книге «Ответ на парадоксы г-на Мальтруа…» (1568).

Однако подозревать меркантилистов в несообразительности сложно. Многие из них достойно вскрывали противоречия. Джон Локк (1632-1704) наглядно продемонстрировал обратную пропорциональность ценности денег и их количества. При этом логически противоречивые идеи даже не думали исчезать вплоть до конца XVIII века.

Западные ученые находят решение «дилеммы меркантилизма» в заумной «исторической интерпретации» количественной теории денег. Без научного разрешения дилеммы, конечно, не обойтись, мы её представим ниже. Но сермяжный смысл убеждений меркантилистов, наверное, кроется в простой народной мудрости: «Прав тот, у кого больше бабла». Тот же Локк утверждал, что «богатство» государства означает не абсолютное количество золота и серебра, а их относительное количество по отношению к другим странам.

Подавляющее большинство меркантилистов были убеждены, что экономические интересы разных наций всегда взаимно антагонистичны. В то неспокойное время, если у тебя больше денег, то ты был точно «правее». Другими словами, если у страны больше денег, то она может нанять больше войск, задавить деньгами промышленность соседа и так далее. А инфляция, о которой принято беспокоиться сейчас, - дело важное, но вторичное.

Меркантилистская дилемма

Научное разрешение дилеммы лежит в характерной для меркантилистов доктрине, что «деньги ускоряют» торговлю», то есть увеличивают скорость обращения товаров. Есть знаменитое уравнение обмена: MV = РТ.

Здесь М - количество денег; V - скорость оборота, то есть сколько раз деньги сменят хозяина за определенный период времени; Т - совокупный объем товарной массы, P - средние цены таких товаров. На русском проще запомнить так: ДО=ТЦ (деньги * оборачиваемость = товары * цены). Русской версией мы и будем дальше пользоваться.

Количественная теория денег на самом деле связывает Д и Ц. Но меркантилисты уделяли внимание связи Д и Т, так как были торговцами (от латинского mercanti - «торговать»). Отсюда и утверждение, что «деньги ускоряют торговлю». То есть дайте купцу больше денег, он купит больше товаров и все их продаст.

Другими словами, в центре количественной теории денег XVII—XVIII веков лежало убеждение, что увеличение предложения денег сопровождается ростом спроса. Меркантилисты не учитывали саморегулирующийся механизм Юма (см. ниже), так как они иначе интерпретировали количественную теорию.

В первоначальной формулировке Локка количественная «теория» выглядит скорее ДО=кЦ, где «к» - объём торговли, а не совокупный объем товарной массы (Т). То есть Локк подчёркивает функцию денег как средства обращения. Тем самым он просто доказывает постулат, что относительное количество денег важнее абсолютного.

Юм, сосредоточившись на возможности скачкообразного изменения массы денег (например, приток золота из Америки), первым предложил идею связи Д и Ц вместо Д и Т. Позднее его версия становится общепринятой: когда Т и О нечувствительны к денежным изменениям, Д и Ц будут изменяться пропорционально.

Стоит уточнить, что сегодня общее понимание формулы ДО=ТЦ несколько изменилось. Д и Ц не обязательно будут изменяться пропорционально друг другу. Ученые говорят, что признание спроса на деньги как на меру не только средства обращения, но сохранения ценности — суть денежной теории — делает связь Д и Ц иной: Ц изменяется относительно Д, когда сравниваемые начальное и конечное состояния системы равно­весны. Но об этом мы поговорим гораздо позже - пока это непринципиально.

Ползучая инфляция и бумажные деньги

Уже к 1700 году ни один ученый не игнорировал тот факт, что призыв к постоянному притоку драгоценных металлов через профицит торгового баланса противоречив. Все авторы XVIII века пишут, что такой профицит нужен не для роста цен, а для увеличения производства. То есть они придерживались скорее не количественной теории ценности денег, а денежной теории объема торговли и уровня занятости.

Возможно, наиболее ярким представителем доктрины «деньги стимулируют торговлю» был так называемый бумажно-денежный меркантилист Джон Ло (1671-1729), который известен прежде всего своей гениальной аферой на посту министра финансов Франции.

Аргументация его труда «Анализ денег и торговли: с предложением об обеспечении нации деньгами» (1705) основывается как на идее об увеличении доли прибыли в ценах, так и на предпосылке, что прирост денег «вовлекает в дело ныне праздных людей».

Ло использует доктрину Петти о потребностях торговли. Напомним, Уильям Петти (1623—1687) первым разделил накопление денег и потребность торговли в деньгах: «Для того, чтобы нация вела торговлю, нужна оптимальная пропорция денег, превышение или недостижение которой чревато». Ло показывает, что дополнительное количество золота или бумажных денег, снижая стоимость кредита, будет поглощено заемщиками из-за роста возможности получить прибыль.

При этом доходы, выплаченные ранее незанятым, дадут толчок новой волне потребительского спроса. Если кредит дешевеет, то полученная прибыль и продажи растут. В результате цены на самом деле не будут повышаться, а могут даже и снизиться. На этом сделаем нужную паузу и поразмышляем, как через ложные умозаключения иногда делаются правильные выводы.

Речь о том, как меркантилисты изобрели бумажные деньги. Если, как говорил Локк, «богатство» нации означает не абсолютное количество золота и серебра, а их относительное количество по отношению к другим странам, то деньги не имеют «внутренней ценности». Ту же идею можно выразить короче - главная функция денег - средство обращения.

А для средства обращения форма не важна - выполнение задачи в равной степени доступно благородным металлам и бумаге. Заявление, что золото не имеет стоимости, - это глупость, но оно позволило меркантилистам выдвинуть идею о пользе бумажных денег, которая в современном мире является очевидной.

Если вернуться к шотландцу Ло, то в экономической истории принято говорить о теоретических недостатках во взглядах меркантилиста. Во-первых, его идея работает только при почти абсолютной эластичности предложения товаров, когда небольшое увеличение цены приводит к значительному росту предложения от бизнеса.

Ло это понимал, но иногда своеобразно. Если в отношении скоропортящихся товарах, он справедливо говорил о малой эластичности, то в отношении товаров длительного пользования он придумал отрицательную эластичность предложения: с увеличением спроса цены на них снижаются (см. выше - в силу увеличения прибыли).

Во-вторых, хотя концепция Ло полностью противоречит количественной теории денег, но есть промежуточные состояния, когда приток денег и разгон инфляции может быть полезен. Анализ таких состояний позднее сделал Юм

«Поначалу никаких изменений не ощущается; понемногу цены, сначала одного товара, затем другого, растут до тех пор, пока в целом не достигают должного соответствия с новым количеством денег в стране. По моему мнению, увеличение количества золота и серебра благоприятно для промышленности только в этом интервале, или промежуточном состоянии, между притоком металлов и повышением цен».

Ло, чтобы собрать свою доктрину в единое целое, фактически призывает к созданию постоянной и контролируемой серии таких промежуточных состояний, когда переход к значительно большому предложению денег не успевает пропорционально затронуть уровни цен и заработной платы.

Юм в своём анализе меркантилизма также допускал подобную возможность. В своей динамической версии количественной теории он сводит к минимуму, но не отрицает, утверждение, что ползучая инфляция может способствовать росту богатства нации.

В общем, Ло может считаться прародителем идеи «таргетируемой инфляции» (поддержание целевого значения индекса потребительских цен) в её примитивном варианте. Но примитивность не мешает Ло активно приступить к его воплощению в жизнь. Запуск бумажных квазиденег во Франции заканчивается катастрофой для миллионов людей. Бумажные деньги надолго исчезают из истории. Но Ло был гением.

SULARU кажется, что он готов был к обоим исходам своего начинания. Если теоретический расклад о росте благосостояния в результате увеличения денежного предложения сойдется, то казну Франции пополнят налоги. Если практический спекулятивный пузырь лопнет, то под шумок можно будет списать французский госдолг (так и случилось).

Гроб для доктрины меркантилизма

Похоронил доктрину меркантилизма Адам Смит, но сам гроб сделали Юм и Ричард Кантильон (1680-1734). Ещё раз напомним, что последний отлично погрел руки на афере Ло, завершившейся в 1720 году. Вряд ли это случайность. Уже в 1722 г. Кантильон пишет «Очерк о природе торговли» (опубликован в 1755 г.). Очерк нередко называют наиболее систематичным, ясным и оригинальным изложений экономических законов до «Богатства народов» Смита.

По сути Кантильон переворачивает с ног на голову денежный анализ меркантилизма. Он первый заявляет, что Д (денежная масса) и О (оборачиваемость денег) эквивалентны по своему влиянию на экономику. Кроме этого, он первым говорит, что способ «впрыскивания» денег в экономику оказывает влияние на конечный эффект от увеличения Д:

«Локк ясно видел, что обилие денег ведет к удорожанию всего и вся. Но он не рассматривал, каким образом это происходит. Сложность этого вопроса состоит в определении того, каким образом и в какой пропорции рост денежной массы увеличивает цены».

Кантильон сравнивает эффекты от притока денег от торговли и от добычи золота на рудниках и находит их разными. В зависимости от первоначальных получателей новой наличности по- разному идёт их распределение в экономике и по- разному меняется структура спроса на товары и услуги.

Дифференциальный эффект «впрыскивания наличности», определяемый способом такого впрыскивания, будет позднее именоваться эффектом Кантильона. У этого эффекта есть двойник в кейнсианском анализе «диффузии уровней цен» в главе 7 «Трактата о деньгах» (1730): «тот факт, что количественные изменения денег не воздействуют на все цены одинаковым образом, в равной степени и одновременно».

Эффект Кантильона менее ясно описан Юмом в очерке «О деньгах» (1752), но к «классикам» он дошёл именно в менее понятной версии последнего. Юм самостоятельно сформулировал его, так как книжка Кантильона задержалась с публикацией.

Кантильон и Юм дают блестящие описания механизма золото-денежных потоков и критику доктрины «деньги стимулируют торговлю». По их утверждению, внешняя торговля и золото подобны воде в двух сообщающихся сосудах. Это крупный шаг к современному пониманию платёжного баланса, когда профицит торгового баланса компенсируется оттоком капитала из страны.

Новое золото повысит уровень внутренних цен относительно других стран. В результате экспорт падает, а импорт растёт. Когда импорт превысит экспорт, то такое превышение будет оплачено оттоком денег. В результате во всех торгующих странах постепенно появится новое равновесие внешней торговли, соответствующее большему общему количества золота.

Но Кантильон остаётся меркантилистом. По его словам, сравнительная мощь и богатство государств состоит, при прочих равных условиях, в большем или меньшем изобилии обращающихся внутри них денег. Поэтому профицит притока золота нужен, а вредный избыток драгметаллов можно нивелировать выводом их из торгового оборота: выдачей займов иностранным государствам и превращением золота и серебра в украшения и столовые приборы.

Возможно, его убеждение проистекает из практики, так как помня урон от инфляцию в Испании с её американским золотом и серебром или от добычи драгметаллов в Европе, он отделяет «чистый приток денег» от притока денег в результате превышения экспорта над импортом. Последний способ он видит неизбежным и желательным, вероятно, в силу низкой эластичности спроса на рынках начала XVIII века.

Юм доводит мысль до логического конца - политика погони за профицитом торгового баланса в долгосрочной перспективе сама себя отменяет. Но он это пишет через четверть века после Кантильона. И он прямо говорит о достаточно высокой эластичности спроса, когда потребители довольно бодро реагирует на повышение цен, ускоряя нахождение нового равновесия.

Есть сомнения, что спрос в международной торговле превратился за 25 лет из неэластичного в эластичный. Но даже если Юм просто ухватил тенденцию и экстраполировал развитие ситуации, то его прозрение стало гробом для доктрины меркантилизма.

Денежный анализ и схоластика

В учебниках по истории экономической мысли зачастую забывают упомянуть две принципиальные вещи, которые произошли в эпоху меркантилизма. Это отказ как от денежного анализа, так и от схоластических идей.

Денежный анализ, который отталкивается от расчёта движения денежных средств при торговле, - откровенно грубый анализ динамического процесса, который начинает всё меньше соответствовать экономической реальности. Некий условный денежный насос, перераспределяющий золото и серебро, плохо описывает как аграрную экономику того времени, так и зарождение промышленности.

Несомненно, горизонт анализа постоянно расширялся с целью включения в теоретическое рассмотрение не только торговли, но и других сфер экономики. В результате трёх веков «обсасывания» проблемы денежная теория скакнула вперёд, были найдены некоторые закономерности, связывающие предложение денег, ставки процента, уровень предпринимательской активности и занятости. Но от идеи денежного стимулирования всего и вся не отказались.

Адам Смит и Дэвид Рикардо, начавшие крестовый поход против меркантилизма, стали сверхпопулярными не только из-за ругани в отношении денежных рецептов достижения всеобщего счастья.

Они перенесли вопрос достижения «богатства народов» из сферы стимулирования торгового оборота и накопления денег в сферу создания массового реального производства с накоплением капитала. То есть они указали на хронический недостаток капитала и структурную безработицу.

Постепенное развитие реального анализа в XVIII веке и его победа над денежным анализом ранних меркантилистов как нельзя лучше отражены в развитии теории процента. Под «денежным» понимается анализ, в котором с самого начала в рассмотрение вводится денежный фактор и отрицается возможность модели бартера.

«Реальным» называется анализ экономической деятельности исключительно в форме решений, принимаемых в отношении самих товаров и услуг. Деньги здесь представляют собой «вуаль», ибо хорошо функционирующая денежная экономика позволяет анализировать обмен так, как если бы он был бартерным.

Идею обратно пропорциональной зависимости между М (денежной массой) и процентной ставкой можно найти у многих поздних меркантилистов. Сперва они считали, будто с увеличением количества денег и ростом цен (инфляцией) процентная ставка снизится, поскольку спрос на деньги упадет из-за снижения ценности денег относительно товаров.

Кантильон и Юм указали, а Смит повторил, что эффект возросшего предложения денег, если он заключается только в повышении уровня цен, не приведёт к изменению ставки процента, так как экономика перейдет из одного равновесного состояния в другое (см. выше количественную теорию - ДО=ТЦ) без изменения национального богатства.

Увеличение М ведет к снижению нормы процента, когда сопровождается увеличением реального национального богатства. Для нахождения этого вывода у меркантилистов было достаточно эмпирических данных: общий уровень рыночной ставки процента по первичным коммерческим ссудам в XVII в. имел тенденцию к снижению. При этом ставка в бедных странах (Испания, Шотландия и Ирландия) была почти вдвое выше, чем в богатых (Голландия и Англия).

Короче говоря, классики порядком ошибались, когда отрицали воздействие денежных факторов на ставку процента. Но они осуществили реальный аналитический прогресс, когда отвергли зависимость процентной ставки исключительно от количества денег. Поэтому в XX веке будет странно читать великого экономиста Джона М. Кейнса (1883-1946), который вернулся к восхвалению доктрины меркантилизма, хотя был совершенно на другом уровне анализа экономики (см. Часть 2. Защита меркантилизма).

Взамен денежной теории процента классики предложили своё объяснение снижения процентной ставки. Он базируется на эффекте Кантильона - дифференциальный эффект «впрыскивания наличности» определяется способом такого впрыскивания.

Если деньги попадут к «бережливым коммерсантам» для инвестиций, то ставка пойдёт вниз, если к расточительным помещикам для потребления - вверх. Ведь увеличение потребительского спроса приведет к тому, что предприниматели будут в большей степени склонны и способны выплачивать более высокие проценты по займам.

Этот контраст между бережливым коммерсантом и расточительным лендлордом чрезвычайно характерен для всей экономической теории XVIII в., включая Адама Смита. Норма реальных сбережений и чистых инвестиций представляется как зависимость не от ставки процента или даже ожидаемой прибыли коммерсанта, а от преобладания определенных общественных классов, проникшихся философией бережливости. То есть классики говорят о зависимости ставки процента от двух факторов:
- спрос на кредиты определяется соотношением желания инвестировать (коммерсант) и потреблять (помещик),
- предложение - богатством страны и характером его распределения.

Как видно, такая постановка вопроса ставит во главу угла рост коммерчески активного населения - предпринимателей, которые инвестируют в производство, а не живут на ренте как помещики. Если количество коммерсантов прирастают, то они конкурируют. Тогда их средняя прибыль от инвестиций снижается, и они не смогут занимать под высокие проценты. Банкиры будут снижать ставки.

В такой интерпретации теория реальной ставки кажется как минимум сильно притянутой за уши. Но прогресс в переносе вопроса от чисто денежных стимулов к вопросу рентабельности инвестиций в производство налицо.

Пора отметить второй принципиальный момент - отказ от схоластических идей. Схоласты были пионерами рыночного анализа XIII в. Их в современных учебниках не вспоминают вовсе. Тем не менее Йозеф Шумпетер (1883-1950) как-то сказал, что каркас «Богатства народов» ведет свое происхождение от схоластов и философов естественного права, а не от французских физиократов или британских фритрейдеров XVIII в.

У историков нет сомнений, что схоластические доктрины пришли к Адаму Смиту от философов естественного права XVII в. Гуго Гроция (1583-1645) и Самуэля фон Пуфендорфа (1632-1694). Более того, сочинения физиократов, хорошо знакомые Смиту, переполнены влиянием схоластов: Франсуа Кенэ (1694-1774) нередко звучит как модернизированный Фома Аквинский (1225-1274).

Дости­жения схоластической экономической науки упрощенно можно разделить на три основные части:
- акцент на полезности как главном источнике ценности;
- идея «справедливой цены»
- утверждение о непроизводительности денежного капитала.

Экономисты-схоласты связывали ценность непосредственно с удовлетворением потребностей и в более поздних версиях - с относительной редкостью блага. Заодно они умудрились стать основателями трудовой теории стоимости, так как Фома Аквинский мельком написал, что «эквивалентность» обмена товаров следует понимать в терминах издержек, главным образом затрат труда. Как мы помним, меркантилисты трудовую теорию стоимости заимствовали, заодно отказавшись от схоластического понимания полезности.

Да, не стоит приписывать схоластам что-то большее. Схоластическая концепция ценности, основанная на полезности, вряд ли может считаться удовлетворительной теорией ценообразования, когда авторы не задумывались об убывающей полезности для объяснения насыщаемости спроса при данном уровне цены.

Далее, схоласты ввели понятие «справедливой цены», которую точнее идентифицировать как «ниспосланную выше». Это может быть рыночная цена, которая дана человеку в текущий момент и на которую он повлиять не может. Это может быть цена, которая по праву установлена светскими или церковными властями и с которой надо смириться.

Адам Смит ни в коей мере не обязан схоластам своим выявлением фундаментального различия между «естественной» и «рыночной» ценами. Он вообще намеренно отрицал объяснение ценности в терминах полезности, то есть полностью проигнорировал воззрения схоластов.

Но что у схоластов можно без преувеличения назвать гениальным - это попытку разграничения ссуды и партнерства. Современным людям их дилемма знакома скоре по термину исламская экономика. Короче, они решали проблему, когда можно брать проценты с должника, а когда нельзя. Есть постулат в христианстве, что любой процент с долга - ростовщичество. То есть брать процент нельзя. Схоласты соглашаются, да с партнёра нельзя.

Однако есть ссуда, то есть добровольное соглашение. И при определенных условиях, не связанных с финансовым состоянием кредитора, можно требовать процент по ссуде. Два из таких условий признавались самыми главными:
- кредитору причиняется урон в результате предоставления ссуды (damnum emergens) - в результате инфляции и отказа от удовлетворения потребностей;
- у кредитора возникает упущенная выгода от невозможности инвестировать в другой выгодный проект (lucrum cessans).

Эти два вывода приравнивают процент к понятию альтернативных издержек бизнеса от использования ликвидных средств - мысль, которая опередила свое время, является образцом подлинно аналитического осмысления проблемы и актуальна до неприличия сегодня.

Существует объяснение Кейнса, что изыскания схоластов направлены на повышение предельной эффективности капитала с использованием моральных доводов для снижения ставки процента. Это ещё один из примеров склонности Кейнса оценивать предшествующие экономические теории с точки зрения его собственной.

Но в его словах есть рациональное зерно - схоласты не пытались выйти за пределы христианской морали, они пытались «выкружить всё возможное из невозможного», чтобы оправдать нарождающуюся банковскую деятельность. Тем не менее все схоластические теории трактуют все разновидности процента на заемные деньги как «ростовщичество». Колебания процентной ставки не играют никакой роли в анализе схоластов.

Схоласты всегда рассматривали экономические вопросы с точки зрения типов контрактов, используемых при совершении сделок. Это относительно близко к современному пониманию неоинституционализма. Даже если такое сравнение может показаться надуманным, то отрицать обращение обеих школ к одной традиции сложно. Этот квазиюридический подход к экономической деятельности в традициях Римского права, что ставит экономическую мысль схоластов особняком от меркантилистской традиции.

И здесь начинается самое интересное. Именно меркантилисты, задолго до Адама Смита, порвали с каноническим представлением о рыночном поведении человека как моральной проблеме. Они оформили понятие «человек экономический» - Homo economicus - человек рациональный!

Английские памфлетисты XVII-XVIII веков прини­мали как само собой разумеющееся, что экономическим поведением движет мотив прибыли без всякого влияния морали. Они были убеждены в непосредственной силе эгоистических интересов, а в вопросах экономической политики зачастую подходили близко к защите свободной торговли. Главное, они отринули мораль при оценке экономического поведения.

Помните слова Портоса в фильме про мушкетёров 1979 года: «Почему я должен убивать этих еретиков-гугенотов, всё преступление которых состоит только в том, что они поют по-французски псалмы, которые мы поём по-латыни?». Ответ меркантилистов прост: «Бабло, Портос, бабло».