Основы денежно-кредитной политики для новичков

Институтский курс "финансы и кредит" довольно обширен, перегружен математикой, терминологией и описанием экономических моделей. Сегодня мы попытаемся очень коротко изложить суть того, что студенты узнают после годового мучения.

Есть много вариантов бородатой и не самой смешной шутки про ковбоя и индейца. Вкратце, в одной из версий по прерии ехал ковбой Быстрый Джо и увидел старого знакомого Большое Перо, который сделал привал на холме. Джо решил поприветствовать приятеля, подъехал и почувствовал сильный неприятный запах.

- Перо, что здесь так воняет?
- Джо, это долгая история и я тебе её расскажу;

Через полчаса неторопливого и бесконечного рассказа про прекрасную девушку и двух воинов Джо не выдерживает.

- Перо, это чудесная история, но почему здесь так воняет?
- Джо, неподалёку испражнилось стадо бизонов.

Разговор ковбоя и индейца является по сути прямым аналогом регулярного глобального диалога аналитиков и центробанков. Первые спрашивают, почему в экономике так явно попахивает кризисом, а представители центробанков повествуют о прекрасной ключевой ставке и двух воинах-близнецах, то есть денежной и кредитной политиках, борющихся за любовь красавицы. Прямой ответ на вопрос - почему же воняет - можно услышать крайне и крайне редко. Но бывает.

Так, руководитель Банка России Эльвира Набиуллина дала редкий прямой ответ 4 июля 2019 года. В заочном споре с тогдашним руководителем Минэкономразвития Максимом Орешкиным она заявила, что экономика достигла структурного потолка. Ответ стоит признать интересным. В нём главный банкир страны расписалась в бессилии монетарной власти. Она фактически сказала: «Не виноватая я, бизоны сами пришли».

Присказка

С одной стороны, «финансы и кредит» - без сомнений очень обширная академическая дисциплина. С другой стороны, если отбросить многочисленные покрывала экономических концепций, моделей и терминов, то она изучает всего один очень простой вопрос - какой эффект оказывает денежно-кредитная политика на национальную экономику?

Читателям, кому на самом деле интересна научная подоплека многовекового скучного поиска ответа на этот вопрос, рекомендуем см. статью «Экономика до Смита - защита меркантилизма». Остальным напомним или сообщим, что устоявшегося ответа на кажущийся простым вопрос нет. Даже перечисление теорий - классическая монетарная, неокейнсианская, посткейнсианская, современная денежная и другие - показывает разброд и шатание в рядах экономистов.

Тем не менее ситуация подлежит упрощению в рамках современной немарксисткой экономической мысли. Можно провести аналогию с кулинарией. В книге «Соль, жир, кислота, жар» американка иранского происхождения Сэмин Носрэт выделяет четыре взаимосвязанных элемента магии повара. С точки зрения финансов тоже можно выделить четыре кирпичика денежно-кредитной политики (ДКП): денежная масса, занятость, [средняя] кредитная ставка, и политика центробанка.

Денежная масса - это соль, которая делает готовое сложное блюдо - экономику - вкусной и динамичной. «Недосоленная» деньгами экономика не позволяет семьям и бизнесу тратить средства на покупки, сбережения и инвестиции. «Пересоленная» экономика способствует трате средств домохозяйств и предпринимателей на всякую ерунду, будь то потребительство или вложения в рискованные коммерческие проекты.

Занятость - это жир, который раскрывает все ароматы блюда и усиливает вкус. При высокой безработице у экономики недостаточная жирность, чтобы раскрыть весь потенциал экономического развития. Например, если молодёжь не видит перспективы своего трудоустройства, то провоцируются народные волнения вроде гонконгских в прошлом году. Если занятость выше естественной, то за коротким жирным периодом последует кризис рентабельности ведения бизнеса.

[Средняя] кредитная ставка - это кислота, которая оттеняет нюансы вкуса. Чем ниже ставка, тем выше кислотность. Если количество денег в экономике было изначально недостаточно большим, то понижение кредитной ставки заставит деньги активнее обращаться в экономике, нивелируя недостаток. Если занятости было «слишком много», то снижение ставки повысит рентабельность проектов бизнеса и отложит наступление кризиса.

Политика центробанка - это жар, который сам по себе является фактором приготовления блюда и одновременно объединяет все вышеперечисленные элементы. По крайней мере так подразумевается в теоретических выкладках всех немарксистских денежных теорий. Однако именно в области проведения регуляторной политики лежат основные проблемы, над которыми ученые бьются не первое столетие. После финансового кризиса 2008 г. проблемы усугубились. После пандемии коронавируса проблемы стали непозволительно острыми.

Политика центробанков

У Уильяма нашего Шекспира есть 66 сонет «Устал я жить, до слёз обидно наблюдать…». В отношении денежно-кредитной политики почти каждому человеку гипотетически должно быть обидно наблюдать её неадекватность. Политика регулятора непосредственно влияет на жизнь каждого гражданина хотя бы через кредитные и депозитные ставки в банках. Но монетарная политика всегда несовершенна в силу объективных обстоятельств.

Проблема 1: Отсутствие единой теории.
Лучше всего эту мысль можно пояснить древнеримской поговоркой: «Если капитан не знает в какой порт плыть, то ни один ветер не будет попутным». Любой центробанк по определению опирается на спорную денежную (монетарную, монетаристскую) теорию. Проще говоря, любой центробанк всегда только догадывается о будущих результатах принимаемых им мер и никогда не уверен в конечном результате.

Ради бога не подумайте, что в центробанках, включая российский, работают необразованные или неответственные люди. Но так сложилось, что финансисты являются закостенелыми в своих верованиях экономистами (на разных континентах верования существенно отличаются). Возможно, поведение финансистов логично сравнить с консерватизмом врачей.

Закостенелость нужна и в то же время опасна. Например, бывший глава ФРС Бен Бернанке «проморгал» кризис 2008 года именно из-за необъяснимого отношения к обеспеченным долговым обязательствам. Сегодняшний глава американского аналога центробанка Джером Пауэлл рискует наступить на те же грабли из-за консервативной оценки обеспеченных кредитных обязательств. Подробности см. в статье «Нарастающий риск коллапса банковской системы»

Проблема 2: Предмет регулирования.
К счастью, Эльвира Набиуллина - приятное исключение. Нашего руководителя ЦБ никак нельзя назвать закостенелым финансистом. Но стоит добавить, что она вовсе не является финансистом. Когда она перевела упомянутый выше спор с Орешкиным в плоскость, далёкую от финансов и кредита, то поступила мудро. Действительно, зачем спорить о монетарной политике, если оба государственных деятеля разбирались в теории денег не очень глубоко.

Да и нужно ли в ней действительно разбираться руководителю ЦБ РФ, остаётся вопросом открытым. Во-первых, госпожа Набиуллина при необходимости может получить консультацию у опытного зама Ксении Юдаевой или многочисленных аналитиков. Во-вторых, у руководителя Банка России в сегодняшних условиях есть политическая задача - отстоять настоящую независимость и структуру регулятора.

Но главное, есть основания считать, что Россия - не совсем та страна, где имеет смысл серьёзно спорить о денежно-кредитной политике из-за фактического отсутвия самого объекта регулирования. Согласно, например, посткейнсианской теории, экономика РФ не является денежной и рыночной, поэтому предмета разговора нет.

Кстати, эту же мысль другими словами, высказывают не только экономисты, но даже социологи. Скептики могут быть не правы. Однако факта слабой развитости денежной экономики из песни не выкинешь. Время от времени в экономической прессе можно наткнуться на фразу, что российская инфляция «по своей природе является неденежной». В этом есть как минимум доля правды.

Проблема 3: Беззубая критика.
Западная экономическая мысль часто относится к ситуации в российской экономике не очень лицеприятно (столько лет строили рыночную экономику - и на тебе), но хотя бы системно. Критика монетарной политики в российских академических кругах зачастую поражает абстрактностью. Например, в статье «Нищета и блеск российских монетаристов» академик Сергей Глазьев писал в 2015 году на своём сайте:

«Почти весь постсоветский период макроэкономическая политика в РФ проводилась исходя из монетаристских рецептов […] Монетаристы убеждены в том, что ограничение госвмешательства в экономику контролем над количеством денег обеспечивает максимально возможную эффективность […] Многие современные ученые справедливо рассматривают монетаризм как анахронизм, пережиток средневекового мировоззрения», - считает Глазьев.

В рамках научной дискуссии слова академика - это набор слов. Это, скорее, эмоциональное возмущение, присущее неподготовленному к дискуссии оппоненту. Упоминание средневекового мировоззрения - все современные монетаристские теории на самом деле возникли не ранее конца XX века - свидетельство неумения обосновать свою точку зрения.

И это является архиважной проблемой: отсутствие системной научной критики в целом не идёт на пользу государству и её гражданам. В частном случае отсутствие критики увеличивает время запаздывания в принятии монетарной властью регулирующих решений. Напомним, что запаздывание в принятии подобных решений есть всегда и от него невозможно избавиться полностью.

Баланс вкуса

Как мы условились выше, политика центробанка - это попытка найти «баланс вкуса» между денежной массой, кредитной ставкой и занятостью. Самым употребимым мерилом сбалансированности вкуса является динамика изменения потребительских цен в экономике - большинство россиян сегодня знают центробанковский термин «таргетирование инфляции».

Можно пошутить, что главная проблема любого центробанка при балансировке вкуса - это физическое наличие фискальных властей. Последние мешают монетарной власти проводить эксперимент по таргетированию инфляции. В свою очередь любой центробанк мешает фискальным властям поддерживать желаемый экономический рост, удерживая через ключевую ставку или банковские резервы расчётную стоимость заимствования денег и количество денег в экономике.

Давайте сразу договоримся, что под термином «фискальная власть» подразумевается правительство в целом, включая Минфин и казначейство. Под словом «мешают» следует понимать любые действия правительства, значительно меняющие объём денежной массы или правила игры в экономике. Это могут быть траты из Фонда национального благосостояния, налоговые льготы, субсидии и тому подобное.

Итак, если продолжить аналогию с кулинарией, то готовое блюдо - экономику - солят и приправляют сразу два независимых друг от друга повара: правительство и центробанк. Так как вкусовые рецепторы у каждого повара свои, то и конечный вкус готового блюда они представляют по разному. Это означает нескончаемую борьбу противоположностей.

Командная игра начинается только в случае явного экономического кризиса, то есть когда наступает откровение, что блюдо сильно пересолили, недоперчили или перекислили. Современный кризис 2020 года связан с пандемией Covid-19. Он угрожает вызвать невиданную ранее депрессию, поэтому правительства и центробанки по всему миру сегодня опять объединились во временные команды.

Вода и пламень

Пора раскрыть аналогию с жаром. Наверное, у каждого повара есть предпочтительные методы готовки: томление, варка, тушение, жарка и так далее. В общем главное отличие заключается в интенсивности нагрева на шкале от припускания до запекания с добавлением малого или большого количества жидкости.

Как и новомодные повара, монетарные власти скорее предпочитают щадящие методы готовки вроде су-вида, требующие значительных затрат времени. Фискальные власти любят быстроту. Чем ближе в очередным выборам, тем больше жара добавляют чиновники и политики в экономическую жизнь. Они смело вводят или отменяют налоги, запускают или прекращают инфраструктурные проекты и пенсионные реформы, объявляют индустриализации и импортозамещения.

Обычным поварам работать, пожалуй, немного легче. Они знают, что вырезка нежна и любит жарку, а говяжий хвост потребует медленного тушения. Монетарным и фискальным властям приходится трудно: они часто вовсе не знают «что» готовят. Но ведь это во многом ключевой момент. В сентябре 2019 года глава Сбербанка Герман Греф мудро сказал: «Если нет консенсуса, «что» нужно делать, вопрос «как» вообще не стоит в повестке дня».

Между тем приготовления блюда под названием экономика не прекращается ни на секунду. Монетарные власти убавляют жар, стремясь к стабильным условиям, а фискальные подливают масла в огонь, желая ускорения экономического роста. Поразительно, но логика и правда есть у обоих участников дуэта, если считать их побудительные мотивы верными.

Инфляция и рост ВВП

Инфляция - явление довольно старое и неплохо изучено экономистами. Высокая инфляция считается злом - современникам 1990-х про вред гиперинфляции объяснять ничего не надо. Малая инфляция считается благом, так как стимулирует перевод сбережений в инвестиции. А последние считаются залогом долгосрочного процветания. Поэтому центробанки таргетируют - стремятся достичь и поддерживать - некий расчётный уровень роста потребительских цен.

Экономический рост стал учитываться экономистами значительно позднее по сравнению с инфляцией. Напомним, что разделение экономических роста (он же рост ВВП) и развития случилось только в начале XX века. В общем случае считается, что экономический рост трансформируется в национальное богатство. В зависимости от уровня неравенства в экономике прирост национального богатства распределяется между гражданами.

Экономический рост большинством правительств, включая российское, признается главным синтетическим показателем экономических успехов. Обычно подразумевается, что даже при высоком уровне неравенства от роста ВВП выигрывают все слои общества. Стоит оговориться, что через век после выделения термина «экономический рост» часть экономистов - вроде звёздных Стиглица, Сена и Фитусси - стало считать его бессмысленным показателем, мешающим объективному измерению качества жизни.

И хотя оба представления - об инфляции и росте - описаны очень кратко и не претендуют на настоящую объективность, но в них можно выделить ключевой момент, вокруг которого и кипят все современные страсти, маскируясь в обличия разнообразных теорий и моделей. Речь о сбережениях и инвестициях как залоге будущего процветания нации.

Инвестиции и сбережения

Идея экономического роста вообще проста как лом:
- когда у людей появляются деньги, то они покупают товары и услуги;
- спрос заставляет бизнес инвестировать в расширение предложения;
- расширенное предложение удовлетворяет больше потребностей;
- и так по кругу (совсем как у Маркса: товар - деньги - товар’).

Источником инвестиций является преимущественно кредит. Кредитные деньги создаёт банковская система под чутким контролем Центробанка. Чтобы не допустить кризиса перепроизводства или чтобы стимулировать экономику, центробанк соответственно повышает или понижает ключевую ставку. Тем самым он одновременно: (1) уменьшает или увеличивает доступность кредитных средств; (2) увеличивает или уменьшает привлекательность денежных сбережений.

Вся эта конструкция только кажется стройной. Она неоднократно подвергалась проверке реальностью. И зачастую такой проверки не выдерживала. Современный пример: в развитых странах появились отрицательные ставки кредитования (сфера ответсвенности ЦБ), грозящие перерасти в отрицательное налогообложение (сфера ответсвенности правительства).

Ситуация означает, что у части мира сбережения и инвестиции стали непривлекательными одновременно. И что с этим реально делать без очистительного кризиса никто пока не придумал. Но допустить кризис очень страшно, поэтому наблюдается странная вялотекущая «борьба с будущим». Монетарные и фискальные власти той же Европы объединились в желании оттянуть катастрофу. Рецепт прост - заливание экономики «халявными» кредитными средствами.

Другими словами, и без того большой долг государства, бизнеса и граждан в развитых странах рефинасируется ещё большими заимствованиями. Самое удивительное, что такому росту долгов экономисты нашли даже солидное теоретическое обоснование.

Если упростить положение дел, то быстро набирающая популярность современная денежная теория говорит, что государственные заимствования не представляют проблем, пока делаются в национальной валюте. Базой для заявления стала новая интерпретация денег. Теперь это не специфичный товар, а исключительно долг государства. Оговоримся, что с этим постулатом большинство экономистов не согласно, но это большинство постепенно сокращается.

Например, США и Япония имеют колоссальные государственные долги и якобы вполне справляются с ситуацией. Да и бог бы с ними, если бы не одно «но». Есть далеко не нулевая вероятность в рамках более привычной неокейнсианской теории, что экономика развитых стран в ближайшие месяцы впадёт в глубокую депрессию. После этого «девятый вал» кризиса неминуемо захлестнёт экономики других стран. Неприятная перспектива.

Тут и сказке конец

Под экзистенциальными рисками сейчас принято понимать пандемии, природные катаклизмы, глобальное потепление или ядерную войну. Об этих угрозах действительно пора задуматься системно, так как это «стадо бизонов» в пессимистичном сценарии не просто испражнится, а затопчет цивилизацию.

Однако как и в обычной жизни многие маловероятные риски воспринимаются слишком остро, а окружающие нас «бытовые угрозы» не замечаются. Вероятность упасть и сломать шею в ванне в разы выше шанса разбиться в авиакатастрофе. Вероятность падения курса рубля выше шанса наступления зрелой денежной экономики. Таких бытовых рисков сегодня довольно много (от потери работы до маленькой пенсии).

Вызовы бытового характера должны порой восприниматься острее, чем глобальные экзистенциальные. Но этого не происходит. Последний пример - принятие поправки об индексации пенсий. По телевизору нам рассказали, что принятие поправки является гарантией автоматического наступления обеспеченной старости. Но из текста такого вывода не следует:

«В Российской Федерации формируется система пенсионного обеспечения граждан на основе принципов всеобщности, справедливости и солидарности поколений и поддерживается ее эффективное функционирование, а также осуществляется индексация пенсий не реже одного раза в год в порядке, установленном федеральным законом».

В дополнении к ст. 75 Конституции, например, нет ни слова о размере индексации, базовом размере пенсии, пенсионном возрасте или возможности проведения очередной пенсионной реформы. Эта поправка спорна и в силу отсутствия отвественности за непринятие или неисполнение соответствующего федерального закона. Нам может казаться, что эти вещи подразумеваются в силу своей очевидности. Но никакой юрист с таким постулатом не согласится.

В той же статье 75 пункт 2 Основного Закона пишется: «Защита и обеспечение устойчивости рубля - основная функция Центрального банка Российской Федерации, которую он осуществляет независимо от других органов государственной власти». Прочитавший эту статью человек может предположить, что главной целью деятельности Банка России в реальности является или может являться что-то иное.

Такое предположение нельзя подтвердить или опровергнуть в силу неопределенности термина «защита и обеспечение устойчивости рубля». Нет критериев, определяющих устойчивость и не упомянута ответственность за необеспечение такой устойчивости. Да и сама постановка вопроса - основная функция ЦБ - является сомнительной. У регулятора круг задач гораздо шире. И все эти задачи не менее важны для балансировки «вкуса» экономики.

При этом мы точно знаем, что правительство, будучи «вторым поваром», тоже несёт большую ответственность за курс национальной валюты, уровень инфляции и общее положение дел в экономике. Но субсидиарная ответственность исполнительной власти в Конституции тоже не упомянута. Странно и не совсем правильно.

Когда остаётся пространство для неопределенности, возникает разнообразные риски из-за человеческого фактора - недосмотра, необязательности или халатности. Не факт, что все заботы ветвей власти нужно уместить в Конституцию, но в законодательстве страны прозрачную систему полномочий и отвественности прописать желательно. Пока, по мнению SULARU, это не сделано.

По мелочи, например, очень хочется обязать Банк России быть немного ближе к людям. Когда 19 июня регулятор принимает решение снизить ключевую ставку до 4,5% годовых, то в соответствующем пресс-релизе он изъясняется так, как будто все россияне успешно прошли курс «финансы и кредит».

Это напоминает детское или юношеское поведение. Так студент пробует блеснуть перед профессором на экзамене свежеприобретенными знаниями. Профессор же напротив почти всегда на семинаре или лекции попробует донести свою мысль студентам самыми понятными формулировками. Может стоит взять пример с профессора, а не студента?