Мартин Вейцман: гений-затворник ушел из жизни, не дождавшись Нобелевской премии
Самая большая сила экономиста, который являлся на протяжении десятилетий самым известным представителем "Экономики окружающей среды", была в знании того, что мы пока не уразумели.
Мартин Вейцман, как один из его коллег отметил в прошлом году, не относился к тем экономистам, которых можно встретить в аэропорту уже в 7 утра, так как они торопятся проконсультировать столичных политиков. Это было не потому, что бывшему профессору Гарвардского университета, который умер 27 августа, не хватало влияния и славы, пишет The Economist.
Напротив, он был знаменит. Его исследования цитировались политиками по всему миру. Он не летал даже не потому, что занимался Экономикой окружающей среды, а самолёты - не самый экологичный вид транспорта. Просто он был отшельником, который, по мнению его знакомых, всегда предпочитал размышлять в одиночестве. Он не любил принимать гостей, не любил общаться с друзьями и уж тем более не хотел лицезреть чиновников или политиков. Для него интеллектуальное самосовершенствование было самоцелью.
Тем не менее, не покидая рабочий стол, этот блестящий теоретик, любящий абстрактные рассуждения, творил практику. Его работа всегда была непосредственно связана с политическим выбором, который с каждым годом становится всё актуальнее и труднее. В 1974 году, в начале своей карьеры, он написал статью, которая стала основой для каждого университетского курса по государственной экономике.
В ней он задаётся двумя вопросами о том, каким образом регулирующие органы должны реагировать на загрязнение окружающей среды:
- должны ли выбросы подлежать любого рода лицензированию или квотированию, в том числе платному, тем самым ограничивая количество «грязных» производств?
- или государство должно вводить какой-нибудь экологический налог, чтобы бизнес правильно оценивал свои затраты?
По сути, это две стороны одной медали в рамках привычного мышления о сколь-нибудь достойном уровне статистического учёта. Профессор Вейцман предположил, что прогнозирование реакции цен [в основном на эмиссионные квоты] на государственное регулирование и, наоборот, степень реакции государства на резкие изменения цен во многом напоминает гадание на кофейной гуще. Это предположение было блестяще подтверждено десятилетия спустя, когда цены на эмиссионные квоты в рамках торговой схемы Евросоюза неожиданно рухнули после финансового кризиса 2008 года.
Вейцман предложил не зацикливаться на абсолютной эффективности мер регулирования. Он рекомендовал сосредоточиться на оценке относительной стоимости тех ошибок, которые будут сделаны при принятию любого из решений. Если в результате квотирования загрязнение оказалось выше желаемого обществом, то нужно быть готовым исправить ситуацию без оглядки на цены. Если высокие цены или налоги грозят большим вредом, чем, скажем, само загрязнения окружающей среды (например, в виде массовой потери рабочих мест из-за закрытия производств), то надо ослаблять давление на бизнес.
(SULARU не имеет право не поправить это описание британского журнала. Вейцман занимался вопросом сравнения количественного и качественного контроля экономических процессов. То есть ЧТО выбрать на практике в конкретный момент? Он предложил теорию, что в условиях неопределенности необходимо сравнить кривые предельных выгод и предельных издержек [они пересекаются как кривые спроса и предложения]. Проще говоря, форма кривых позволит на глаз определить, какую из них менее накладно двигать, то бишь смещать на графике. Ещё проще: оценивают не размер наступающей проблемы, а скорость её усугубления).
Неопределенность была темой, которая проходила через всю карьеру профессора Вейцмана. И это тоже одна из причин, почему он не летал в Вашингтон. Как экономист может сделать точную рекомендацию политику в таком сложном мире (полном взаимосвязей)? Он сказал: «я дал вам механизм нахождения ответа; точные настройки выбирайте сами по ситуации».
Например, одна из самых знаковых дискуссий в области экономики окружающей среды в последние годы крутилась вокруг ставок дисконтирования [экологического ущерба], то есть под практическим углом рассматривалась этическая проблема распределения благ и ущерба между сменяющимися поколениями. Как вы должны оценить экологический ущерб от загрязнения сейчас, чтобы учесть тот факт, что он продолжает иметь место в будущем?
Профессор Вейцман предположил, что правильная ставка дисконтирования сама по себе не может быть определена. Он математически продемонстрировал, что независимо от того, какой курс [экологической политики] выбран, неопределенность означает, что она должна при любом раскладе снижаться с течением времени.
Другими словами, чем дальше мы глядим в будущее, тем ниже должна быть ставка дисконтирования. Многие правительства, в том числе Великобритании, Дании, Франции и Норвегии, в настоящее время применяют снижение ставок дисконтирования в своих экономических анализах, хотя споры о правильной отправной точке еще далеки от завершения.
(Да кошмар какой-то. Ну нельзя же циничным журналистам так расстраиваться из-за смерти великого экономиста. Ну да, человек умер по западным меркам относительно рано - в 77 лет, вероятно, покончив жизнь самоубийством. Ну да, он был гуру «Энвайронменталистской экономики» [термин «Экономика окружающей среды», пожалуй, вводит в заблуждение]. Но это не оправдывает последовательное невнятное объяснение сути происходящего. Вейцман говорил, что как не амортизируй экологический ущерб [списание по частям в данном случае ущерба], он всё равно невосполним. А всё остальное - только расчёт оптимальной компенсации текущим поколением.)
Последние годы карьеры профессора Вейцмана были подчинены критике ложной точности в прогнозах стоимости изменения климата. В 2018 году Уильям Нордхаус (по ссылке есть описание сути его спорного метода DICE), его давний коллега и соперник, хотя между ними и не было вражды, получил Нобелевскую премию по экономике за свою работу по анализу затрат и выгод от действий по сокращению выбросов парниковых газов.
Профессор Вейцман считал метод DICE «проблематичным» (по мнению SULARU, его заслуга в том, что он своим интеллектуальным величием почти раздавил спорный подход, но этого было мало для Нобелевского комитета). По его мнению, изменение климата не может так легко поддаваться анализу затрат и выгод. Несмотря на достижения в области климатологии, чувствительность глобальной температуры к углекислому газу в атмосфере остается неопределенной.
Даже если центральной идеей Парижского соглашения остаётся идея об управляемом конечном повышении глобальной температуры, то исключать такое катастрофическое событие, как глобальное потепление на 6 градусов по Цельсию и выше, нельзя.
Анализ затрат и выгод, по его данным, может «сломаться» в этих условиях, то есть врать как сивый мерин. «Удручающая теорема» Вейцмана доказала, что выявленное распределение с «жирными хвостами» склонно проявлять большой коэффициент асимметрии или эксцессов. Проще говоря, погрешность расчётов настолька велика, что нужно платить любую возможную сумму сегодня для решения экзистенциальной проблемы. Ну да, слово «экзистенциальный» здесь не преувеличение.
Мрачная профессия
Профессор Вейцман признавал, что результаты его деятельности были далеки от повседневной реальности: «Очевидно, что их нельзя воспринимать буквально», - говорил он. Никто пока не верит в то, что сегодня нужно отдать последнее во имя будущей безопасности человечества.
Атеисты редко согласны с аргументом [пари] французского математика и философа Блеза Паскаля, что религиозная вера рациональна. Ничтожно мало людей доверяют заявлению Вейцмана о том, что он осознал неадекватность анализа затрат и выгод перед лицом экстремальных рисков.
«Мы отчаянно нуждаемся в дополнительной информации о том, что происходит в этих жирных хвостах. Это не медианные значения, они собираются убить нас», - писал экономист.
Профессор Вейцман, как полагают, покончил жизнь самоубийством. И это уже второй знаменитый экономист, который сделал это в 2019 году. Его идеи о рисках «жирных хвостов» еще могут получить признание, несмотря на позицию Нобелевского комитета, который зарыл голову в песок.
Вейцман не был радикальным мыслителем. Он даже не поддерживал программу Green New Deal («Зелёная Новая Сделка" является планом стимулирования «устойчивого развития», которая направлена на искоренение неравенства и решение проблемы изменения климата). Но он не одинок в борьбе за то, что должно быть сделано. Его величие было в знании того, что мы пока не уразумели.
