В преддверии домашней Олимпиады Япония ищет самоидентичность

Япония перестала быть технологическим и промышленным лидером в последние пару десятилетий, утеряв уверенность в своей исключительности. Необходимость принять множество гостей в следующем году обострила дискуссию о том, как показать себя в выгодном свете. Но главный вопрос всё тот же: «Что значит быть японцем?».

Внимание всего мира будет приковано к Японии следующим летом, когда Токио примет летние Олимпийские игры. Страна остро осознает наступление крупнейшего спортивного и культурного события. Не проходит ни одной недели, пишет The Economist, чтобы в прессе не упоминалось о внимании мирового сообщества, которое принесут игры.

Тема чужого влияния послужила поводом для споров обо всём на свете: от использования одноразовых пластиковых изделий до изменений в написании японских названий на английском языке. Страна не привыкла быть в центре внимания (SULARU обожает британский снобизм при высказывании любой глупости).

Такие обсуждения показывают внутреннюю неуверенность нации. Не в последнюю очередь это происходит по той причине, что Япония больше не чувствует себя лидером в области технологий, как это было в 1964 году. Тогда она в последний раз принимала летние Олимпийские игры и имела ультрасовременную инфраструктуру.

Все страны размышляют над самоидентичностью, но Япония делает это значительно больше других. Весь жанр литературы Нихондзинрон- "теории о японцах" - посвящен вопросу о том, что определяет самобытность страны и что значит быть японцем. Как местные жители, так и иностранцы всегда пытались придумать непротиворечивый ответ.

Исторически сложилось так, что обсуждение самобытности Японии всегда было чревато появлением опасных мыслей об исключительности и превосходстве японской нации. Традиционалисты когда-то видели японцев в качестве избранного народа (некоторые делают так до сих пор).

По их словам, император происходит непосредственно от богини солнца Аматэрасу (даже если послевоенный указ - Декларация о человеческой природе 1946 г. - лишил его божественности). Эта идея подпитывала колонизацию Японией части Азии и вдохновляла японские войска во время Второй мировой войны (Интересно, что в таком случае подпитывало колонизацию половины мира европейцами?).

Поражение в этой войне, последовавшие американская оккупация и кастрация Японии в военном отношении разрушили силу этой самоидентичности и самооценки страны. Япония начала искать и нашла новую историю о себе: начиная с 1945 года вплоть до начала эры Хэйсэй возникала сказка, что коллективные усилия японского народа превратили страну в развитую нацию с мощной и, самое главное, пацифистской экономикой.

Эта идея была "потрясена" в начале 1990-х годов, когда лопнул экономический пузырь. Затем последовало два десятилетия вялого роста. Япония искала утешения в модернизированной версии послевоенной сказки: о способности японцев стойко преодолевать трудности и невзгоды, выполняя долг перед страной.

Олицетворением японской стойкости стала авария на АЭС "Фукусима-1" в Японии в марте 2011 года. Сегодня Япония считает ядром своей идентичности способность оправиться после любых кризисов. Эта идея занимает центральное место в том, что значит быть японцем по - японски, утверждает Дэвид Лини из Университета Васэда в Токио.

Но противоречия в чувстве идентичности усугубляют неуверенность Японии. Она хочет одновременно выделяться среди других стран и органично вписываться в мировой порядок. Она стремится стать нацией, которую с уважением и без страха считают самой передовой в мире.

На неё в равной мере влияют отношения с Азией и Америкой, хотя и значительное обратное экономическое и культурное влиянии Японии не вызывает сомнений. Япония пользуется уважением у развитых стран, но является непростым членом в их клубе. В отличие от Германии она никогда до конца не забывала свое агрессивное военное прошлое.

То, что Япония быстро становится менее социально однородной, также ставит под угрозу ее понимание самой себя. Модель честного работника, который предан одной работе всю жизнь, сломалась. Традиционные семейные отношения - фундамент общества - становятся всё менее стабильными.

Иностранцы в настоящее время живут и работают в Японии в рекордном количестве. Такие изменения ясно показывают, насколько были раздуты притязания на однородность и единение японцев раньше, считает Акико Хасимото, социолог из Университета Питтсбурга.

Иногда это порождает страх. Реакция несгибаемых ревизионистов, в том числе нескольких протеже премьер-министра Синдзо Абэ, заключается в том, чтобы почерпнуть уверенность в прошлом. Они говорят о том, что надо опять сделать Японию великой, вдохновляясь славными страницами её истории. Они не чураются преувеличивать славность таких страниц.

Некоторые из них настаивают на изменении конституции, написанной Соединенными Штатами в 1947 году, чтобы вернуть Японии статус нормальной военной державой. Другие говорят о необходимости вернуть божественность императора и синтоистскую религию в сердце японской идентичности. Они намеренно игнорируют тот факт, что эта трактовка во многом появилось в результате Реставрация Мэйдзи(1868-1889), чтобы ускорить переход от феодализма к созданию современного конституционного государства.

С «Клятвенного обещания императора Муцухито» 1869 года Япония на самом деле удивительно умело менялась. Она приняла западные формы хозяйственной, военной и политической деятельности, чтобы на равных противостоять западному империализму.

После поражения Японии во Второй мировой войне, ее возрождение из руин является экстраординарным. Она быстро превращается в третью по величине экономику мира, трансформируется из агрессора в самую миролюбивую нацию, хотя и не забывает про свои амбиции.

Дихотомия японской идентичности сегодня делает страну всё более интригующей для иностранцев, о чем свидетельствует постоянно растущее число туристов. Другие страны мечтают иметь «японские проблемы». Её озабоченность демографическими изменениями, медленным ростом экономики и уменьшением глобального влияния ничто по сравнению с её прошлыми проблемами. Япония остается впечатляющей в своем праве быть самобытной.

Дихотомия

Дихотомия или раздвоенность возникает, скорее, от высказанного мнения The Economist, чем от поиска своей идентичности Японией. SULARU кажется, что лучший ответ на поднятую британцами тему о необходимости постепенных изменений в стране восходящего солнца дал Шинаба Шрестха в своей статье «Ты как японец».

«Я знаю, что мигрант и всё-таки я - японец. Мы с друзьями как-то гуляли в парке и попросили двух девчонок нас сфотографировать. Мой друг решил пошутить и предупредил что я опасный «gaikokujin» - иностранец. Одна из девушек ответила: «Он говорит по японски лучше тебя. Это он - японец». И тут я набрался смелости и ответил: «Ну да, я - японец». Я нашёл свою идентичность и понял, что многие молодые японцы уже не смотрят на мигрантов настороженно», - пишет потомок непальских мигрантов.

Япония, пожалуй, не ищет самоидентичности. Она решает непростой вопрос, насколько пустить в свою жизнь gaikokujin-ов на фоне старения нации и потери статуса промышленного лидера. Пока окончательный ответ на этот вопрос не найден, но будет. И есть подозрение, что он будет совсем не таким, как представляется на Западе.