Адам Смит - современный почти до безобразия. Часть II
Четверть века назад издание «Дело» напечатало шедевр Марка Блауга - 4-е издание книги «Экономическая мысль в ретроспективе». За 25 лет утекло много воды. Последовав примеру Блауга, который серьёзно переписывал книгу каждые 10 лет, мы будем её редактировать под потребности нашего времени.
Сегодня мы продолжим обсуждать ключевую точку в истории экономической мысли - систему законов, предложенную Адамом Смитом. Публикацию его книги «Богатство народов» можно считать рождением экономической науки. С этим утверждением не так уж редко спорят, но после прочтения второй части истории об Адаме Смите, нам кажется, что сомнений у читателя останется мало - слишком во многом он опередил своё время.
SULARU напомнит, что экономическую мысль до Адама Смита мы кратко рассмотрели в четырех частях ранее:
Часть 1. Экономическая наука до Адама Смита - критика меркантилизма,
Часть 2. Экономика до Смита - защита меркантилизма,
Часть 3. Экономическая наука до Смита - почему прозвучал колокол по меркантилизму,
Часть 4. Экономическая мысль до Смита - оригинальные физиократы.
Краткую биографию Адама Смита SULARU в своей интерпретации уже представляло почти два года назад.
Рассказ о его научном вкладе мы начали в статье: «Адам Смит и рождение экономической науки. Часть I». Тогда мы закончили обсуждение на главе 11 книги I «Богатства народов».
Труд - это телесные и душевные тяготы
Вернемся к пятой главе книги I, рассказывающей «О действительной и номинальной цене товаров, или о цене их в труде и в деньгах». Напомним, что она - самая сложная для восприятия во всей книге Смита. Глава посвящена теории ценности, но теории ценности, которая строится исключительно в контексте проблемы благосостояния. В частности, в рамках проблемы количественной оценки благосостояния.
«Действительная цена» товара может пониматься как её покупательная сила по отношению ко всем прочим товарам - за «одного бобра дают двух оленей». Это можно сказать иначе, если добавить денежное выражение цены: номинальная цена товара с поправкой на изменение покупательной силы денег. Однако Смит предпочёл скорректировать номинальные цены товаров на изменение не общего уровня цен (инфляцию или дефляцию), а на изменение денежных ставок заработной платы.
Такое необычное для своего времени решение проблемы количественной оценки полностью совпадает с тем, что в первой трети XX века сделал Джон М. Кейнс (1883-1946). Он определил реальный национальный доход через уровень занятости, а не через уровень потребительских цен.
Используя в качестве дефлятора (коэффициент сравнения цен в разные временные отрезки) среднюю почасовую оплату труда, Кейнс получил прямое соотношение между доходом и занятостью при постоянной доле фонда оплаты труда в национальном доходе:
"Если Y - денежный доход, N - занятость, W - фонд оплаты труда в денежном выражении, w - почасовая ставка зарплаты, то: реальный доход = Y/w, а относительная доля труда в доходе = W/Y; поэтому (Y/w)*(W/Y) = W/w = N», - следует из жесткой привязки дохода к занятости по Кейнсу.
По мнению Кейнса, для короткого периода безразлично, на что корректировать изменение цен. В долговременной перспективе выбор дефлятора усложняется, так как по мере роста производительности труда уровень цен обычно снижается относительно ставок заработной платы.
Смит не ставил целью измерить реальный уровень национального дохода на протяженном отрезке времени, он не играл в учёного-статистика. Смысл его количественной оценки благосостояния заключается исключительно в том, чтобы понять, стало ли общество или индивиды богаче, если сравнить разные периоды времени или разные территории.
Вплоть до последней трети XX века все экономисты отождествляли рост реального дохода и повышение благосостояния (потом появилось понятие «антироста»). Так как Адам Смит пытался идти глубже, связывая рост благосостояния с уменьшением тягот, на которые приходится идти ради получения большего реального дохода, то он определил своё время почти на 200 лет.
С небольшой натяжкой даже можно сказать, что Смит первым дошел до идеи индекса счастья (2006 год). То есть он нашёл внутреннее противоречие не в паре богатство-труд, а в паре счастье-труд. Наверное, Смит смог отстраниться от концепции Homo economicus, бытовавшей в то время и пару веков спустя, так как был прежде всего профессором нравственной философии, а уже затем экономистом.
Труд утомителен, и ограничением расширения благосостояния в конечном счете является лимит «телесных и душевных тягот» в обществе. Другими словами, труд - это сумма телесных и душевных тягот. Индивидуальное «богатство» индивида заключается не в деньгах, а в возможности располагать продуктами труда других людей, то есть в возможности затратив меньше своего труда получить больше продуктов чужого труда.
Разделение труда, которое по Смиту объединяет повышение квалификации и технический прогресс, повышает эффективность уменьшения тягости труда для себя и возложения её на других. Таким образом, с развитием общества всё больше стимулируется разделение труда - лучший способ экономии труда - на там простом основании, что каждый человек, оценивая свое денежное состояние или количество товара, которым он владеет, выражает его в том количестве труда других людей, которое он мог бы обменять на рынке.
Тогда «действительная ценность» товара - это его трудовая цена, выражаемая не в определенном количестве отработанных человеко-часов, а в единицах тягости труда - физических и психологических издержках работы данного индивида. Здесь под ценностью продукта понимается не столько вымениваемая стоимость товара или услуги, сколько его оценочная величина.
Если принять такую концепцию Смита, то «запутанистскую» главу 5 книги 1 «Богатства народов» можно более-менее понять. Если в примитивном обществе (модель бобёр-олень из первой части рассказа о Смите) весь продукт труда принадлежит работнику, то индивидуальный труд, воплощенный в товаре, совпадает с его покупательной силой. Поэтому человек богат или беден в зависимости от ценности своего личного труда, то есть от своей покупательной силы по отношению к труду других людей.
С ростом дохода от собственности (земля и капитал) этому совпадению приходит конец: к цене продукта, измеренного в текущей номинальной зарплате (плата за труд), надо прибавить полную величину ренты и прибыли (платы за землю и капитал), или цену труда, овеществленного в земле и капитале и используемую при производстве продукта.
Тем не менее «действительная цена» товара, выраженная в затрате сил, все-таки должна измеряться в неких единицах «телесных и душевных тягот», которые за эту цену можно купить на рынке при текущей почасовой ставке заработной платы. Но чьи же тяготы должны стать неизменным стандартом субъективного благосостояния?
Разные виды труда по-разному непривлекательны. Но, как мы знаем из главы 10 книги I, рынок труда обычно сводит различные виды труда к общему измерителю: равные меры труда - в смысле равных количеств «тягости» всегда компенсируются равным денежным вознаграждением. Смит не забывает добавить, что чистые преимущества уравниваются только в тех случаях, когда имеется адекватная информация о денежных и неденежных видах работ и когда занятые этими видами работ не имеют иных источников дохода.
Как ни странно, Смит не отсылает читателя к 10 главе книги, где конкуренция с оговорками уравнивает денежную компенсацию единиц тягости различных видов труда. Следовательно, у Смита подразумевается, что есть принципиальная возможность создать репрезентативную единицу для начисления заработной платы.
Как указывает сам Смит, стандарт измерения сам по себе должен быть неизменным, чтобы точно отражать изменения в объекте, подлежащем измерению. Но верно ли, что с течением времени "тягость" одного часа труда остается для индивида неизменной величиной?
Да, отвечает Смит, апеллируя к интуитивному чувству, что труд - это нечто мучительное (работа с удовольствием - хорошо оплачиваемое хобби):
"Можно сказать, что во все времена и во всех местах одинаковые трудозатраты имели всегда одинаковую ценность для работающего… [так как] он должен пожертвовать той же самой долей своего досуга, своей свободы и спокойствия".
Если согласиться с этим постулатом, то можно доказать, что когда рабочий получает больше товаров в качестве зарплаты за единицу усилий, то изменяется и его представление о «ценности этих товаров, а не ценности труда, на который они покупаются». Это замечание, озадачившее стольких комментаторов, логично в своем контексте.
Кстати, в расширенном толковании, по мнению SULARU, Смиту здесь остаётся один шаг и до понятия человеческий капитал (он его даже делает, но несколько скомкано, как будет показано ниже). Более того, Блауг, чью отличную книжку мы безбожно редактируем под текущую реальность, кидает на полпути мысль о возможной «предельной напряженности» (аналогия с предельной полезностью).
Но если связать теорию предельной напряженности с теорий человеческого капитала, то, возможно, появляется широкое поле для создания адекватной альтернативной оценки роста благосостояния общества (за это не жалко и десять современных Нобелевских премий). Кстати, Блауг ниже вернётся к возможности колебания тягостей одного часа труда, но в другом контексте.
«Доказав» трудовую природу «действительной цены», Смит закономерно начинает выбирать стабильное «мерило» для единицы заработной платы. Для коротких отрезков времени можно номинировать эту единицу в серебре, так как цена серебра относительно стабильна «от одного года к другому».
Но для длительных периодов больше подходит такой измеритель, как хлеб: цены на зерно подвержены резким кратковременным колебаниям, которые редко совпадают по направлению или амплитуде с изменением денежных зарплат, однако «от столетия к столетию» отмечены большой стабильностью.
Как объясняет Смит в "Отступлении об изменениях ценности серебра", включенном в книгу I «Богатства народов», причина этого явления состоит в том, что улучшения, дающие снижение затрат в земледелии, «более или менее перекрываются» ростом цен на скот, который является основным условием развития земледелия.
А поскольку зерновой хлеб - это основа пропитания людей, то в долговременной перспективе денежная цена зерна задает уровни денежной заработной платы работников. Ход рассуждений логически завершен: реальное содержание единицы заработной платы - плата за обычный труд, измеряемая зерном, - неизменно во времени и отражает неизменную же тягость труда. Ох уж эта формальная логика.
Главная мысль, к которой постоянно возвращается Смит: величина труда, которым можно располагать, задает меру благосостояния: чем выше "действительная ценность" товара, измеренная в единицах заработной платы, тем богаче мы, владея этим товаром. Чем большим трудом распоряжается совокупный продукт нации, тем богаче страна.
Таким образом, благосостояние через ряд преобразований становится простой положительной функцией народонаселения: благосостояние зависит от разделения труда; разделение труда тождественно экономии труда; экономия труда даёт больший прибавочный продукт; последний приводит к росту населения; рост числа работников добавляет труд в совокупный продукт нации, то есть благосостояние - функция от числа работников.
Если вспомнить слова Нобелевского лауреата за исследования в области человеческого капитала Гэри Стэнли Беккера (1930-2014), что «запасы» образования, профессиональной подготовки, навыков и здоровья населения составляют 75% богатства современной экономики, то Смит в очередной раз опередил своё время: «самый убедительный показатель процветания страны - рост численности ее жителей».
Но если средняя денежная заработная плата растет быстрее, чем денежная цена выпущенной продукции (современным языком: зарплаты растут быстрее производительности; растет относительная доля труда в продукции), то продукция, выраженная в зарплатах, не обязательно будет стоить дороже.
Другими словами, если мы откажемся от идеи Смита о постоянной "тягости" труда, сопровождающейся постоянством уровня реальной зарплаты при стабильности на рынке труда, то рассуждения Смита могут дать отрицательный показатель экономического благосостояния.
Если зарплата растет относительно цены продукции или цены падают из-за роста производительности труда (вторая сторона одной медали), то количество текущих единиц заработной платы в годовом продукте будет год от года снижаться, то есть тяготы труда непостоянны.
Эту якобы абстрактную мысль можно сказать иначе: «Если зарплаты россиян растут быстрее ВВП, то они становятся беднее, так как их труд, выраженный в товарах, обесценивается». Ради бога, не делайте революционных выводов, это не так в реальной жизни. Но сама формулировка даёт представление, почему академические идеи экономистов могут находить поддержку у разного рода популистов - они при «правильном» объяснении похожи на правду.
Блауг, который вернулся к идее непостоянства трудовых тягот, преследует именно академический интерес. Он намерен несколькими логическими переходами развеять многовековой миф о том, что Смит не понимал трудовую теорию стоимости. Сам миф в эпоху цифровой трансформации интересует мало кого волнует, но естественное стремление к разоблачению мифов всегда выделяло выдающихся экономистов.
Действительно, необходимое условие для отрицательного показателя благосостояния - это опережающий рост зарплаты по сравнению с ростом выработки на одного работника (производительностью). Стоит напомнить, что Германия до сих пор помешана на этой идее. Отрицательный показатель говорит даже о большем: если продукт содержит меньше единиц труда, то покупательная сила труда по отношению к зарплате повышается.
При такой интерпретации оценка благосостояния, предложенная Смитом, равнозначна оценке, позднее предложенной Давидом Рикардо (1722-1823). У Рикардо оценка "богатства" связывает рост благосостояния с уменьшениям усилий для производства единицы продукции. Проще говоря, если нам надо меньше работать для производства одной единицы продукции, то мы богатеем.
В подходе Смита есть предположение о том, что реальная заработная плата постоянна. Это предположение отражает его великую веру в то, что субъективная тягость труда в расчете на единицу усилий остается неизменной «во все времена». Однако по мере сокращения рабочей недели со времен Смита и повышения реальной заработной платы, тягость труда, конечно же, увеличивается «во все времена».
При этом, мысль о неизменной «во все времена» тягости труда исторически кладется в основу международных сопоставлений. Например, когда сравнивали уровень жизни в СССР и США по тому, сколько часов надо проработать для покупки тех или иных товаров по их текущим ценам в каждой из стран, то делали именно так.
Сейчас делают также. Но тем самым, помимо всего прочего, предполагается, что тягость труда в разных странах одинаковая, то есть почти никто и не думал отказываться от устаревшей идеи Смита. Более того, когда Росстат расписывается в невозможности посчитать производительность труда в июле 2019 года, то его представители снова обращаются именно к такой постановке вопроса.
Принято считать, что Адам Смит попытался сформулировать трудовую теорию ценности, но безнадежно запутался в понятиях «труд, которым распоряжается данный продукт», и «труд, овеществленный в производстве этого продукта». Происхождение этого мифа следует искать сперва у Рикардо, но своим увековечением она обязана Карлу Марксу (1818-1883).
В капиталистической экономике, мотивируемой прибылью, цена товара, показывающая покупательную силу труда, непременно превышает труд, затраченный на производство этого товара. Отсюда Маркс делает вывод, будто Смит не смог понять, что образование цены по принципу количества труда, которым располагает данный товар, дает совершенно иной результат, чем образование цены на базе труда, требуемого для производства товара.
Ошибочность этой мысли Маркса достаточно очевидна: если два товара обмениваются в пропорции, определяемой относительным количеством человеко-часов на их производство, то в них будет заключено одинаковое количество труда, бобров, бусин и чего угодно еще.
И наоборот, если два товара обмениваются в пропорции, определяемой покупательной силой труда, то в них без сомнения будет заключено одинаковое количество человеко-часов, необходимых для их производства с учётом соответствующих человеко-часов, овеществленных в производстве оборудования и сырья (при этом по всем направлениям капиталовложений образуется одинаковая норма прибыли).
Подумайте, что это значит, когда Марксом заявляется, что пропорции обмена товаров определяются трудом, которым они распоряжаются в обмене? Это равносильно заявлению, что пропорции обмена данной вещи на другие вещи определяются ее покупательной силой по отношению к другим вещам, то есть масло-масленное.
Как бы то ни было, теория покупательной силы труда не может быть трудовой теорией стоимости. Предположить, что Смит мог перепутать такие различные явления, как трудовая цена продукта и трудовые издержки на производство единицы продукта, попросту совсем не корректно с научной точки зрения.
Смит не пытался сформулировать ничего такого, что можно было бы с полным правом назвать трудовой теорией ценности: в пятой главе книги I излагается трудовая теория субъективного благосостояния; в шестой главе книги I обыгрывается простенькая теория образования цены в особом случае, когда труд является общественным фактором производства; в седьмой главе книги I заключена теория относительных цен на основе издержек производства.
Разумеется, верно, что «Богатство народов» начинается фразой: «Годовой труд каждого народа представляет собой первоначальный фонд, который доставляет ему все ... продукты», но все же ясно, что здесь речь идет только о том, что богатство состоит из физических ресурсов, а не из денег. Слова Смита о том, что «труд - основа и сущность богатства», были в те времена расхожей фразой и всего лишь удобным аргументом в борьбе с меркантилистским мышлением.
